Тексты рассказов в статьях представлены исключительно для поисковых систем. Для более удобного чтения прошу в "Каталог файлов".

Александр Припутин-Олейников

СТОМАТОЛОГИЯ, СОН РАЗУМА

    У вас когда-нибудь болел зуб? Хотя нет, не так. У вас когда-нибудь БОЛЕЛ зуб? Болел так, что хотелось бы, не щадя сил, биться головой о стену, так, что хотелось бы взять в руки плоскогубцы, засунуть их в рот и вырвать эту костяшку с корнем. А потом схватить молоток и расколотить ее ко всем чертям вдребезги?

    Если болел, то вы меня поймете.

    Это началось в пятницу. Вернее в четверг, но тогда я еще не знал об этом.

    Вернувшись с работы в четверг вечером, я вдруг почувствовал неприятную тянущую боль в нижней челюсти справа. Мне показалось, что там разом заныли все зубы, однако придавать этому особого значения я не стал. Просто принял таблетку анальгина, и боль прошла. На этом в четверг все и закончилось.

    Но с утра началась пятница. И эту пятницу я запомню надолго.

    С утра все шло вполне обычно и повседневно. В девять часов я пришел в офис, поздоровался с персоналом и вошел в свой кабинет. До самого обеда и еще три часа спустя чувствовал себя восхитительно. Обзванивал партнеров, договаривался о поставках, изучал предложенные контракты. В общем, со спокойным сердцем исполнял свои прямые служебные обязанности. Постепенно день клонился к вечеру, а вместе с ним к концу подходила и рабочая неделя – впереди меня ждали два долгожданных выходных дня. На душе было ясно и солнечно.

    Пока зуб не проявил себя.

    Я его почувствовал. Он начал болеть. Хотя болеть - это не совсем точное определение, скорее ныть.

    Но та-а-ак НЫТЬ…

    Говоря искренне, этот зуб и раньше давал о себе знать, но я, как убежденный оптимист, брал пару таблеток обезболивающего и надолго забывал о нем. Но в этот день зуб видимо решил припомнить мне всё. И делал он это мастерски.

    Уже через десять минут его нытья я не выдержал пытки и выбрался из-за стола. В аптечке моего автомобиля лежал анальгин, это было хорошо. Однако автомобиль, по причине неудачной парковки, уже третьи сутки стоял в ремонтной мастерской, это было плохо.

    Встав из-за стола, я начал ходить по кабинету. Боль притупилась, но не исчезла. Я подошел к окну и открыл его. В лицо дохнуло дождем и ветром. Я вытянул голову навстречу ветру, приоткрыл уголок рта, и резко втянул прохладный влажный воздух. Холод, окативший беспокойный зуб подействовал благотворно, боль прошла; несколько секунд я был счастлив.

    Но как только я сел на место, она снова вернулась.

    В поисках понимания и поддержки я осмотрел свой стол.

    «Техника, которая Вас любит», - гласила рекламная этикетка на мониторе компьютера. Покривившись, я сорвал ее, взял ножницы и с гаденькой злорадной ухмылкой изрезал на мелкие кусочки. Боль не исчезла, но на душе как будто полегчало. Если бы во всей этой напасти был ответственен какой-то отдельный, конкретный человек (а не я сам) я бы его непременно убил.

    «Тук, тук, тук».

    Приоткрытая дверь моего кабинета распахнулась настежь, и на пороге появился Сергей Колокольцев - наш старший менеджер по сбыту.

    - Здравствуй, Леонид Александрович, не помешаю? – сказал он со своей фирменной улыбкой на лице. Улыбка у него, надо сказать, была всегда одна: как будто он только что с кондитерской фабрики мешок пряников слямзил.

    - Я тут тебе папку героина принес, куда положить? – сказал он, тщательно укрыв улыбку за толстым слоем строгости и деловитости. Впрочем, удержать ее там надолго он не сумел.

    - Апрельский отчет? – без тени радости спросил я и внимательно осмотрел принесенную папку.

    - Он самый.

    - Пересчитали?

    - Все до копейки.

    - А как насчет мая? - Незаметно для себя я немного покривился от наплывающей боли.

    - Пока не готов. Работаем. – На этих словах он снова улыбнулся, и с ноткой дежурного сочувствия спросил:

    - Что, зубы?

    Я посмотрел в его сострадательные глаза, и мне вдруг до крайности захотелось вынуть свой больной зуб и вставить его этому жизнерадостному человечку. Вот пусть бы он помучился, а я б ему искренне посочувствовал...

    Но говорить об этом Сергею я не стал.

    - Да, они самые, - ответил я.

    Лицо Колокольцева вновь накрылось маской серьезности:

    - Знаю хорошее средс…

    - Не надо, – отрезал я на полуслове.

    Сообразив, что юмора на сегодня достаточно, Сергей замолчал и, наконец, уходя, дал дельный совет:

    - Зайди к Карловне, у нее аптечка была, кажется.

    На этих словах дверь закрылась, и остряк исчез. Аллилуйя.

    Я подождал, пока его шаги в коридоре не стихнут, выбрался из кабинета, и пошел в приемную к Маргарите Карловне, секретарю нашего «генерального».

    Маргарита Карловна, тучная дама пятидесяти трех лет, с крашеными белыми волосами и мерзким характером. Она сидела за своим столом и с важным видом перекладывала какие-то документы.

    Я подошел к ней на расстояние диалога. Она вопросительно посмотрела мне в глаза и одарила своей изысканной учтивой улыбкой. От этого ощущения в зубе многократно усилились, и как мне показалось, он стал немного подергивать. (Я, как и решительно все работники нашей компании, недолюбливал эту напыщенную, высокомерную женщину).

    - У вас что-то случилось, Леонид Александрович? - четким деловым голосом поинтересовалась она.

    - Я… Да... Маргарита Карловна, у вас нет чего-нибудь от зубной боли?

    - От зубной боли… - с видом крайнего (насквозь фальшивого) участия, секретарь покивала головой. - Сейчас посмотрю. Что сильно болит?

    Я не стал ей отвечать и лишь жалобно кивнул.

    - Вы знаете, - открыв сейф, Маргарита Карловна с головой ушла в его недра, отчего ее голос зазвучал словно из глубокой темной пещеры, - Николай Федорович (наш гендиректор) сегодня такой мрачный, такой необщительный, вы не в курсе, с чем это может быть связано?

    Я был в курсе. Отчасти. Из непрямых, но достоверных источников до меня дошла информация, что супруга Николая Федоровича неожиданно решила поехать вместе с ним в отпуск в Ниццу. Как раз тогда, когда он уже оформил загранпаспорт и визу для своей любовницы….

    Но говорить об этом Маргарите Карловне я, конечно, не стал. В ответ, я пожал плечом.

    - Да нет.

    Секретарь, наконец, выбралась из сейфа и достала наружу свою дежурную аптечку.

    - Так, от зубной боли… А вот, вот это вас устроит?

    Я посмотрел на протянутую мне зеленую пластину таблеток:

    «Темпалгин».

    - Да, конечно - почти воскликнул я от радости и с искренней благодарностью закивал головой.

    В ответ я получил острый, внимательный взгляд поверх очков, (которые секретарь носила больше для важности), и градус моего восторга тут же упал до нуля. Взяв протянутое мне лекарство, я спешно удалился к себе в кабинет.

    Обезболивающее отлично справилось со своей задачей. До самого вечера я забыл о своем зубе.

*

    Вечером, вернувшись с работы, я переоблачился из делового костюма в мягкий домашний халат и приступил к ужину.

    Ирина, моя жена, приготовила украинский борщ со сметаной, свиные отбивные с рисом и греческий салат с огромным количеством маслин и оливок, как мы любим. Наши «старшенький» и «младшенький» до понедельника остались у моих родителей, и поэтому на десерт мы решили устроить безумную сладкую ночь с применением новых поз, найденных нами в Камасутре.

    Первая часть ужина прошла как нельзя лучше. Ира, помня о своей диете, ковыряла вилкой салат, я же, понимая, что силы в этот вечер мне будут более чем необходимы, двигал челюстями за троих. К концу трапезы я изрядно обрюзг и потяжелел.

    После такого обильного ужина мне был необходим тайм-аут, и я его получил. Вооружившись пультом от телевизора, я направился к своему любимому дивану, а супруга, сложив посуду в посудомоечную машину, отправилась в спальню готовить любовное ложе к разврату.

    Теперь по негласным законам нашей семьи перед исполнением супружеских обязанностей у меня было пара часов на усвоение пищи и отдых.

    Однако все получилось не совсем так, как я на то рассчитывал.

    Вместо того, чтобы сесть на диван и посмотреть какой-нибудь леденящий душу «ужастик» из нашей видеотеки, мне снова пришлось думать о своем зубе. Я лишь успел включить телевизор, как он вновь стал ныть.

    Сначала тихо, почти незаметно, затем сильнее и отчетливее. Медленно, но верно, неприятные ощущения нарастали, превращаясь в пульсирующую боль, которая стала прямо-таки обжигать челюсть. Темпалгин, полученный у секретаря, остался в офисе, в ящике рабочего стола.

    Теперь уже по привычке я обнажил угол рта и втянул воздух. Зуб получив «заморозку» ненадолго успокоился, и я, не теряя времени, пошел к комоду, где под надежным замком хранилась наша аптечка.

    Там меня ждал сюрприз. Довольно неприятный сюрприз.

    Анальгина, Темпалгина, и других нужных таблеток не было. Была лишь одна ампула с каким-то средством, которое мы покупали, когда ходили вырывать зуб старшему сыну. Лекарство было давно просрочено, но другого не было. Недолго сомневаясь, я отломил верхушку и вылил содержимое ампулы прямо на десну больного.

    Десна окаменела. Язык онемел, превратившись в кусок холодного, неживого мяса. Боль ослабла и постепенно сошла на «нет».

    Теперь, за исключением того, что обезболивающего в доме больше не осталось, все было просто великолепно. Однако зуб перестал меня беспокоить, а я, как уже говорил ранее, всегда был убежденным оптимистом.

    Вернувшись к телевизору, я выбрал фильм и уселся на диван.

    За спиной звякнула дверь. Ира вышла из спальни и отправилась в ванную комнату. Полтора часа тишины мне были обеспечены.… Так и получилось.

*

    Фильм был страшный, напряженный, но увлекательный. Эти полтора часа пролетели, как три минуты. Я даже не заметил, как моя половина вышла из ванной. К моменту, когда на экране появились титры, она пришла в зал и, призывно став в дверном проеме, поманила меня пальцем. Пора приступать к делу.

    Зайдя в нашу обитель увеселений, я восхитился случившимися переменами. Спальня была сказочной, и розовой…

    Лампы, укрытые алыми тюлевыми накидками, неярко освещали комнату, наполняя ее мягким, романтичным туманом. Кровать была укрыта пестрым шелковым постельным бельем. На тумбочке, на декоративных полках, на полированной спинке кровати и даже на полу стояли разноцветные ароматические свечи. Балдахин, венчающий брачное ложе, подчеркивал особый шарм и создавал дополнительный уют обстановки.

    Моя любовь легонько подтолкнула меня вперед и закрыла дверь. Я прошел к кровати, развернулся и, развязав пояс своего одеяния, сбросил его с плеч. Лениво соскользнув с тела, халат очутился на полу. Теперь я остался лишь в тонких обтягивающих плавках.

    Ирина включила легкую инструментальную музыку и подошла ко мне. На ней был тонкий прозрачный пеньюар, откровенные стринги, кремовые чулки на подвязках, и тонкий ажурный поясок, к которому крепились эти подвязки.

    Но весь этот наряд был ничем по сравнению с телом, на которое он был одет.

    При своих двадцати восьми супруга выглядела просто великолепно. Конечно, двое наших детей отложили некоторые отпечатки на ее фигуре, но строгая диета и систематическое посещение фитнес центров (а также салонов красоты, спа салонов и массажистов) практически полностью вернули границы ее тела на прежние рубежи.

    Я опустился на кровать, и словно в первый раз, с искренним интересом, стал рассматривать аппетитно выступающие из-под блузы холмики бюста. Ира положила руки мне на плечи и, наклонившись, медленно провела кончиком языка по моей нижней губе. Я ответил ей. На несколько секунд мы слились в долгом страстном поцелуе…

    Наконец, по его завершении, она провела руками по моей груди и, отступив на шаг, стала медленно разоблачаться.

    Плавно покачивая плечами и бедрами в такт музыке, она томно скользила руками по телу. Сначала с плеча сползла правая бретель пеньюара. Затем левая. Пеньюар мягко съехал с плеч и остановился на бедрах. Завеса тайны раскрылась...

    Я неподвижно сидел на кровати, с томлением предвкушая надвигающиеся события. Возбуждение нарастало, вместе с ним наполнялся кровью и энтузиазмом мой детородный орган…

    Но вдруг, словно предатель, стреляющий в спину, острый приступ боли свел нижнюю челюсть.

    Мое полное вожделения и похоти лицо, искривила болезненная гримаса. Вот так свинство!

    Ирина прекратила свой танец, недоуменно подняла левую бровь. Сказочно-эротический антураж испарился. Я приложил руку к челюсти и встал с кровати. По техническим причинам брачный ритуал пришлось прекратить.

    Две минуты я объяснял супруге, в чем дело. Еще минуту она обдумывала полученную информацию. Наконец, с плохо скрытой досадой она выдохнула, затушила пальцами пару свечей и села на кровать с другой стороны. Ее хмурое выражение лица недвусмысленно говорило о том, как она недовольна. Однако мое золотце ничего не сказала мне. И это было очень отрадно. Лет пять назад она вряд ли бы так поскупилась на слова.

    Мне было очень неловко. Мне было стыдно. Но что я сейчас мог поделать? Гнусная боль, обжигающая весь правый ряд нижних зубов, была выше моего терпения. Я ушел из спальни.

    Зуб вновь болел; и теперь болел серьезно. Но унять эту боль было уже нечем.

*

    Время было позднее. Стрелки на часах приближались к десяти вечера, и все аптеки давно были закрыты.

    Я где-то слышал, что сигареты притупляют зубную боль. Информация, конечно, недостоверная, но другого выбора у меня не было. Порывшись в своем письменном столе, я достал дежурную пачку, которую всегда храню на всякий «пожарный» случай. Сейчас случай был именно такой.

    Курить я бросил два года назад, поэтому после первой же затяжки сильно закашлялся. К середине сигареты голова пошла кругом, а сердце недовольно колотилось, как после долгой изнурительной пробежки. Но игра стоила свеч – боль в зубе ослабла.

    Ира пришла ко мне на балкон. Вместо сексуальных чулков, на ее ногах теперь были джинсы, а пеньюар был заменен на тонкую льняную кофту. Похоже, она простила (или сделала вид, что простила) мне мой «конфуз», и теперь, как-то по-матерински смотрела на мою кислую физиономию. От этого взгляда мне стало еще более неловко, чем несколько минут назад в спальне. На миг я понял, что обычно чувствует наш старший сын, когда приходит с улицы с выпачканным лицом и в разорванной одежде. Я ощутил себя маленьким, несмышленым и глупым. Ничего страшного, конечно, не произошло – дело «житейское», но все равно, было как-то неловко. Я должен был все предусмотреть. Мне нужно было вылечить этот треклятый зуб еще месяц назад, когда он только еле слышно постанывал. И тогда мне не пришлось бы мучиться от боли, глотать кучу таблеток и стоять на прокуренном мною же балконе, краснея перед собственной женой. Мне нужно было просто обратиться к стоматологу.

    Но я этого не сделал. Как тысячи и, наверное, миллионы живущих на земле людей я смертельно боюсь лечить зубы.

    Ты приходишь в клинику, заходишь в кабинет, садишься в кресло, и начинается.

    Сначала тебя просят открыть рот. Ты подчиняешься и сразу начинаешь чувствовать себя висельником, ждущим, что вот-вот откроется люк под ногами. Затем в метре над твоим лицом возникает большая квадратная лампа, яркий свет которой противно режет глаза. Всем своим видом она словно говорит: «Ну держись, сейчас тебе не поздоровится». Постепенно глаза привыкают к свету, и перед ними появляется врач. Как правило, его лицо закрыто ватно-марлевой повязкой и тонким стеклом прозрачного плексигласа. Это не страшно. Но врач берет в руки «экскаватор» - металлическая палочка с тонкими уродливыми крючками на концах, проникает им в твой рот и начинает стучать по проблемному зубу. От этой процедуры ты съеживаешься в комок, понимая, что абсолютно беззащитен перед человеком, который орудует у тебя во рту: он может причинить тебе боль, а ты ему нет. А стоматолог, тем временем, как закоренелый садист, спрашивает: «Так больно?» И ты сжимаешься еще сильнее - потому что больно, и потому что скоро будет еще больнее… А экскаватор все стучит по зубу или того хуже – начинает скрести по нему, проникая в святая святых: в дырку, проеденную кариесом. Кусок металла скребется по несчастному, многострадальному зубу, по ТВОЕМУ зубу, и этот скрежет беспрепятственно проникает в твой мозг, раздирая его изнутри. И все это только цветочки…

    О том, что происходит потом, когда появляется «злая дрель» (так в детстве я называл бормашину), когда она начинает пронзительно визжать у тебя над ухом и затем беспощадно впивается в зуб, не хочется даже думать.

    Вот поэтому добровольно идти к стоматологу до того, как зуб начнет болеть так, как он болел сейчас, и было выше моих сил.

    Но теперь эта боль меня совсем доконала, а анальгетики закончились.

    Ира встала спиной к окну и оперлась локтем на подоконник эркера. Тыльной стороной ладони она провела по моей щеке:

    - Что сильно болит?

    Скажи сейчас эту фразу, ну например, Колокольцев - ходить ему с разбитым носом…

    Но передо мной стояла моя половина, и (на это я готов поставить все оставшиеся здоровые зубы) она искренне переживала за меня.

    Я вздохнул, выбросил сигарету и ответил:

    - Сильно.

    - Что собираешься делать?

    Я снова вздохнул:

    - Не знаю. Нужно дождаться утра, завтра поеду искать стоматолога.

    - Почему не сегодня, не сейчас?

    Я опешил. Вопрос с загадкой. Где я найду зубного врача в такое время? Так я и спросил:

    - А где я найду зубного врача в такое время?

    Но, видимо, Ирина уже продумала ответ на этот вопрос:

    - В государственной стоматологии. Там обязательно должен быть дежурный врач.

    В яблочко. О таком варианте я, честно признаться, не подумал. Теперь стал думать. Перед глазами поплыли картинки из детства: высоченные (похожие на древние орудия для пыток) бормашины, старые угловатые неудобные кресла, многоразовые стеклянные шприцы в овальных эмалированных ванночках… Нет. Бесплатная медицина опасна для здоровья.

    - В государственную клинику я не поеду, - решительно заявил я.

    - Правильно, - сарказм и ирония ярко засияли в голосе супруги, - дотерпи до утра, а завтра, когда щека раздуется как футбольный мяч, будем думать, что делать дальше... Нет уж, дорогуша, ты отправишься в поликлинику прямо сейчас, а я поеду вместе с тобой. Буду стоять рядом и держать за ручку, пока «бука» доктор не вылечит твой зубик.

    Я промолчал.

    Ирина была права. Месяц я тянул с походом к врачу, и к чему это привело... Ехать в стоматологию нужно было сейчас, к тому же зуб намекал об этом вполне прозрачно. Между тем инициатива жены «подержать меня за ручку» изрядно коробила мое самолюбие. Я представил себе, как это будет выглядеть со стороны… и ответил:

    - Уговорила. В больницу я поеду. Но поеду один.

    - Вот как?.. - Супруга, видимо, не ожидала такого ответа, но настаивать не стала. - Ну, ладно, как хочешь, было бы предложено…

    Мне стало как-то неуютно. Я даже пожалел, что принял такое решение, но отступать было поздно, мои, равно как и Иринины твердые решения, не обсуждались. И это был еще один святой и незыблемый закон нашей семьи.

*

    Сигарета, которую я выкурил дома, дала облегчение лишь на несколько минут. Теперь во рту снова бушевал пожар. Слюна загустела и превратилась в кисель. Было так больно, что, казалось, зуб начал кровоточить. Я стоял у подъезда и ждал такси.

    Секунды тянулись как минуты, минуты тянулись как часы. Девушка оператор сказала, что «машинка приедет через пять минут». Я простоял на улице уже десять, и все без толку. Я уже задумался о том, чтобы взять телефон и позвонить в другую службу такси. Но яркий свет фар осветил темнеющий двор подъезда и, развернувшись в сторону улицы, превратился в желтый автомобиль с черными шашечками. Открыв переднюю пассажирскую дверь, я сел внутрь.

    - Куда едем? – задал водитель свой стандартный вопрос.

    - В ад, – печально усмехнулся я.

*

    На входе сидел охранник и разгадывал сканворд. В том, что это охранник, сомнений не было: камуфляжный китель с группой крови на груди и острый ленивый взгляд, который, впрочем, смотрел куда-то сквозь тебя. Узнав, что мне нужно, «секьюрити» вернулся к сканворду, а я пошел по коридору в указанном им направлении.

    За два десятилетия в этой больнице многое изменилось. Потертый ржаво-красный линолеум на полу сменился матовой кафельной плиткой; черные, местами залатанные кушетки превратились во вполне современные офисные скамьи; деревянные двери кабинетов, бывшие некогда старыми и замызганными, стали новыми и белоснежными.

    Изменилось все.

    Кроме стен.

    Очень близко расположенные друг к другу холодные стены коридора. Они, казалось, были пропитаны болью и страхом тех, кто ждал здесь когда-то своего часа. Идя по этому узкому больничному тоннелю, я как будто снова возвращался на двадцать лет назад. Как было страшно!.. Сидишь на большой, обтянутой жестким дерматином скамье, слышишь, как за стеной гудят компрессоры, визжат бормашины, и ждешь... вот сейчас приоткроется дверь, оттуда выглянет дородная медсестра, и сухим, безликим тоном произнесет: «Следующий».

    Сердце останавливалось и обливалось кровью в эти минуты.

    А если из-за стены раздавался С_Т_О_Н... короткий болезненный стон пациента, в душе все переворачивалось. Я крепко сжимал приготовленный мамой носовой платочек и начинал молился о том, чтобы следующий был не я и чтобы миг, когда меня пригласят на прием, наступил как можно позднее. А лучше бы вообще не наступал.

    Я подошел к кабинету дежурного врача, встал у двери и тихо постучал. Втайне от себя и от своей гордости я надеялся на то, что изнутри мне никто не ответит. Даже постылый зуб оказался солидарен со мной и перестал меня мучить. Но я знал: это всего лишь коварная уловка. Стоит мне отойти от двери хотя бы на пару шагов, он опять заболит.

    «Входите, открыто», - раздался голос из кабинета.

Продолжение:  http://priputin.ucoz.ru/publ/1-1-0-3