Тексты рассказов в статьях представлены исключительно для поисковых систем. Для более удобного чтения прошу в "Каталог файлов".

Александр Припутин-Олейников

ОБРЕЧЕННЫЙ НА ЖИЗНЬ

С этого рассказа началась моя творческая деятельность. Текст представлен в том виде, в котором я закончил его писать в 2004-м году. Со всеми вытекающими отсюда орфографическими, стилистическими, синтаксическими и пр. ошибками.

Не умершего следует вам оплакивать,

а рождающегося для тяжкой борьбы с

невзгодами жизни.

                                                                                                             Еврипид.

        Я сидел на земле, закрывая уши руками, и безумными остекленевшими глазами смотрел на нее; она лежала вниз лицом в грязи окопа, перемешанной с ее кровью. Мне казалось, что в моей голове собрали все колокола мира и одновременно ударили в них. Этот звон продолжался с тех пор, как я очнулся. На глаза то и дело надвигалась красная пелена, в висках стучали тяжелые молотки, и мне казалось, что земля плывет подо мной. Где-то вдали еще слышались выстрелы, но было понятно, что бой уже закончился.

        Я еще не понимал, что случилось, но уже чувствовал, что произошло нечто ужасное - самое ужасное, что сейчас могло произойти...  И это произошло, это произошло, ЭТО ПРОИЗОШЛО!!! Она лежала передо мной такая же юная нежная и прекрасная, какой была вчера, сегодня, год назад, но…  Она лежала передо мной с пулей в груди!

*

 Лика была самым ярким человеком в нашем классе. Она была умнее, красивее, добрее всех девушек; с ней пытались завести знакомство многие парни нашей школы. Они дарили ей цветы, приглашали в кино, на танцы, посвящали ей стихи, но всех их ждало одно непреодолимое препятствие - ее отец, Яков Иванович. Он был секретарем горкома партии. Это была почетная, но далеко не самая спокойная должность у нас в городе, учитывая то, что двух его предшественников объявили врагами народа и расстреляли, даже не объяснив их семьям за что. «У нас незаменимых нет». Эти слова товарища Сталина он всегда помнил и всегда боялся. Боялся слухов, домыслов, боялся доносов и подозрений, а потому всячески старался пресекать контакты дочери с ребятами из неблагонадежных семей, с ребятами «не их круга».

Но на самом деле не отец был главным препятствием на пути к сердцу Лики. Основным препятствием для всех ее поклонников был… я, вернее наша любовь.

Мы познакомились еще в седьмом классе, когда ее только перевели к нам. Я помню тот далекий день так же хорошо, как если бы он был вчера. Это был один из многих теплых сентябрьских дней. Каникулы только что закончились, и мы, еще не до конца это осознав, вели себя далеко не так, как подобает советским школьникам. Мы шутили, смеялись и пускали по классу бумажные самолетики.…

 Но тут дверь распахнулась, и вслед за учительницей в класс вошла она. Мне показалось тогда, что весь наш  кабинет как будто озарился каким-то неведомым, волшебным светом. Она стояла на пороге, прижимая тетради к груди, и была так прекрасна и так трогательно беззащитна, что мне сразу захотелось обнять ее, прижать к себе, защитить.

«Знакомьтесь ребята, - сказала учительница, - это ваша новая одноклассница, ее зовут Анжелика или просто Лика. Она недавно переехала в наш город, и теперь будет учиться с вами». Я смотрел на нее, и мне казалось, что это сон, что такие девочки бывают только в сказках. Даже ее имя было каким-то неведомым, волшебным  -  Лика, как луч солнца в пасмурном небе, как звон хрустального колокольчика среди мертвенной тишины. Как только я увидел ее, я понял, что это она - любовь, любовь с первого взгляда, с первого слова, любовь, имеющая начало и не имеющая конца, оборвать которую может только смерть.

А пока я пребывал в состоянии эйфории, она подошла к моей парте и села рядом на свободное место. Весь урок я сидел и смотрел на нее, а она делала вид, что не замечает этого, и только иногда стеснительно улыбалась. После занятий я предложил Лике проводить ее домой. Она согласилась. Всю дорогу до ее дома я говорил, не умолкая. Я рассказывал ей о нашем прекрасном городе, о нашей замечательной школе, о нашем дружном пионерском отряде.

 После того как мы пришли, Лика сказала мне, что я очень интересный собеседник (и это несмотря на то, что за весь разговор я не дал сказать ей ни слова), и попросила показать ей наш город.

 Весь вечер я как заправский гид водил ее по городу, показывая все достопримечательности и рассказывая о каждой из них в отдельности. Причем недостаток своих знаний я легко восполнял фантазией и юмором, правда, это было не совсем познавательно, но зато нам было очень интересно и весело.

Потом я стал провожать ее домой постоянно, нам было интересно проводить время вдвоем. Оказалось, что у нас очень много общего: мы слушали одну и ту же музыку, смотрели одни и те же кинофильмы, с упоением читали Пушкина. Мы даже говорили одинаково, понимая друг друга с полуслова, порою заканчивая фразы, друг за друга. Вскоре между нами возникло какое-то необъяснимое притяжение, мы почти физически ощущали потребность друг в друге, мы были счастливы только тогда, когда были вместе. Наша дружба по настоящему переросла в любовь.

Теперь все свободное время мы проводили вдвоем. Вдвоем гуляли по городу. Вдвоем ходили в кино и на танцы. Вместе поехали летом в Артек и там, под утро, тихо убегали из корпусов, чтобы  вдвоем встречать рассвет.

А большую часть времени мы проводили в городском парке. Мы приходили туда после занятий и, гуляя в тишине аллей,  мечтали о нашем совместном светлом будущем. Там у нас был один общий друг - столетний дуб, который уже был старым во времена молодости моих родителей. Порою, тесно прижавшись друг к другу, мы подолгу сидели на его ветвях и смотрели на вечерний майский дождь, и нам казалось, что мы сливаемся с в ним и растворяемся в окружающей нас природе. А потом, когда дождь заканчивался, мы спускались вниз и шли по тропинке, вдыхая запах омытых дождем деревьев, запах прибитой к земле пыли - запах весенней свежести.

 Тогда мы были счастливы, тогда мы были свободны.

*

Когда-то в детстве один большой друг нашей семьи, Дядя Егор сказал мне: «Нашу судьбу, можно сравнить с морской тельняшкой - полоса белая, полоса черная, полоса белая, полоса черная… Всю твою жизнь эти полосы будут постоянно чередоваться, попеременно меняя друг друга. Но как бы то ни было, только ты решаешь, как к этому относиться. Вот если сейчас у тебя идет белая полоса, ты здоров, счастлив, у тебя все идет хорошо, значит, ты должен радоваться этому и ценить каждый такой день. Ну, а если началась черная полоса, ты не должен раскисать и отчаиваться, наоборот, ты должен собрать в кулак всю свою волю и решительно бороться со всеми трудностями и невзгодами, ведь рано или поздно полоса неудач пройдет и на горизонте жизни снова взойдет солнце».

Тогда я не понял значения его слов, ведь я был ребенком. Жизнь казалась мне одним большим светлым праздником. Черных полос для меня просто не существовало. А те три школьных года, проведенные с Ликой, были самыми яркими и счастливыми в моей жизни, и я, естественно, думал, что так будет всегда...

 Но судьба распорядилась иначе.

 Незадолго до окончания девятого класса моя жизнь перевернулась. Беззаботное, счастливое детство закончилось.  Началась черная полоса, и мне пришлось стать взрослым.

*

Мой отец был инженером-конструктором, ведущим специалистом в своей области. Он никогда не состоял в партии, не ходил на агитсобрания, он считал все это лишней тратой драгоценного времени, которое можно было отвести работе. Это его и сгубило.

В начале марта 1934-го года в три часа ночи в дверь постучали, мама еще сказала отцу, чтобы он не открывал, но что бы это изменило?

Стучавшими оказались сотрудники НКВД, которые сказали, что отец подозревается в государственной измене, и начали в квартире обыск, который длился четыре часа. Несмотря на свое усердие, ничего компрометирующего отца, в нашем доме, они не нашли. Но это их не смутило. Они сказали, что он должен пройти с ними, для какого то уточнения и дали на сборы две минуты.

Отец не успел даже одеться. Я до сих пор помню как он в пальто, накинутом прямо на пижаму, шел по еще не растаявшему снегу, держа в руках свою тетрадь, в которую он записывал все результаты своих стараний. Несколько человек, смотрели на нас из окон своих квартир. Кто-то с сочувствием, кто-то со злостью. Но чаще с испугом. Потому что никто из них не знал, кто будет следующим.

Нам не разрешили ехать с отцом. Когда мы подошли к машине, один из конвойных со злобной усмешкой сказал нам: «На счет вас распоряжений не было, ждите своей очереди», и  прикладом винтовки оттолкнул нас. Через два часа мы с мамой приехали на «Лубянку», но туда нас даже не пустили, сказали, что сами нам все сообщат.

Прошло около двух месяцев, прежде чем нам сообщили о судьбе отца. Он был осужден по 58-й статье и с клеймом «враг народа» сослан на Колыму. Доказательством послужил донос одного из инженеров завода, где он служил. Мама пыталась писать письма в самые высшие инстанции, говорила, что если надо, то доберется и до кремля, но все было тщетно. Оказалось, что записки какого то рядового служащего достаточно, чтобы обвинить и осудить честного и порядочного человека, коим, несомненно, являлся мой отец. Даже дядя Егор не мог ничего сделать. И это несмотря на свою должность и связи: в то время он был секретарем  парторганизации на заводе, где работал отец.  

Старая народная мудрость гласит: «беда не приходит одна», и мне это пришлось понять в полной мере. Вскоре после ареста папы маме посоветовали уйти с должности завмага, которую она занимала без малого пять лет, а в школе сняли  мою фотографию с доски почета, на которой она висела четыре года подряд - абсолютный рекорд для нашего класса. В нашу отдельную трехкомнатную квартиру вселили еще две семьи, причем нам с матерью отвели самую маленькую комнату - отцовский кабинет. Здесь он работал, порой, даже ночи напролет;  как он говорил: «на благо советского народа», народа, именем которого его так жестоко убили.

А через три месяца из ГУЛАГа пришло извещение, что папа умер; причины смерти не сообщалось. Позже от дяди Егора я узнал, что он умер от сердечной недостаточности. В лагере их заставляли работать по шестнадцать-восемнадцать  часов в сутки, не обращая внимания ни на возраст, ни на состояние здоровья заключенных. Так система боролась с непокорными. С теми, кто еще не потерял достоинство, с теми, кто не покаялся в несовершенных грехах. Кто не сломался морально, тот должен быть уничтожен физически - таковы жестокие реалии нашего «светлого социалистического времени».

 После известия о смерти папы мне казалось, что это предел, что хуже и страшнее этого уже ничего не случится. Но я горько ошибался. Вскоре после этого известия у мамы сильно ухудшилось здоровье, и без того слабое сердце стало беспокоить ее все сильнее и сильнее, и, в конце концов, в середине июля у нее случился сердечный приступ. А через два месяца она умерла….

После ее смерти меня попытались отправить доучиваться в детский дом. Но дядя Егор меня не оставил. Он оформил на меня опеку и помог сохранить за мной последнее, что осталось от папы с мамой - нашу комнату; героический поступок с его стороны, ведь я теперь был сыном врага народа.

Смерть отца и мамы я переживал очень тяжело, и если бы не Лика, то, наверное, я бы покончил жизнь самоубийством, ведь кроме родителей у меня больше не было родственников. Когда она приходила ко мне, моя комната, словно наполнялась светом, и я уже не чувствовал себя так одиноко. Теперь после занятий, долгими осенними вечерами мы сидели вдвоем на маленьком балконе, пили чай и вспоминали о тех далеких, прекрасных весенних днях проведенных нами в парке, и о том, как нам было хорошо вдвоем. Эти вечера наполняли мою душу покоем, а сердце любовью, и только тогда я был счастлив.

*

После окончания школы я попытался поступить в институт на  физико-математический факультет, но оказалось, что - «врагам народа не место в приличном заведении». И вот здесь снова помогла протекция  дяди Егора. Все решил один телефонный звонок. После него меня приняли, даже не взглянув в аттестат зрелости. Потянулись серые студенческие будни.  

С Ликой мы продолжали встречаться, но теперь уже не так часто как в школе - учеба отнимала очень много времени. К тому же Яков Иванович, узнав об аресте моего папы, стал активно препятствовать нашим отношениям, поэтому встречаться нам теперь приходилось украдкой, в тех местах, где нас могли меньше видеть. Но это лишь еще больше сплотило нас, мы стали гораздо внимательнее относится друг к другу, мы стали взрослее. Так прошли пять лет.

И вот пришло то долгожданное время, когда я стал совершенно самостоятельным, учеба в институте подошла к концу. Я досрочно сдал последний экзамен, с блеском защитил диплом, и мы с Ликой уже начали подумывать о свадьбе и самостоятельной семейной жизни...

*

Но тут грянуло 22 июня сорок первого года!.. Почти сразу началась тотальная мобилизация, и меня, как и многих моих сверстников призвали в армию. Я попал в тринадцатую стрелковую дивизию.

Как же тяжело было нам расставаться,  сколько мы тогда переговорили друг другу, и сколько не успели сказать...

Когда мы прощались на перроне, Лика сказала мне, что не сможет без меня, и что скоро мы снова встретимся. Я тогда не придал этому значения, в то время все так говорили…

Но она сдержала свое слово. Через несколько месяцев в госпиталь нашей части пришло пополнение, среди вновь прибывших медсестер оказалась и моя Лика. За три месяца она прошла медкурсы и добилась назначения в нашу дивизию. Бог мой! Как мы тогда были счастливы нашей встрече, ведь до этого мы никогда не расставались более чем на месяц. Если бы я знал, чем это закончится, если бы я знал…

*

Из последних сил я нес ее к нашим позициям. Все мое тело было изранено осколками, правая нога была прострелена, я понимал, что ее уже не вернешь, что все это бесполезно, но оставить ее там я не мог. И поэтому шел, несмотря ни на что, истекая кровью, превозмогая боль в раненой ноге, шел до тех пор, пока не увидел красный крест госпиталя. Здесь силы окончательно покинули меня.  

Очнулся я только через четыре дня. Первое, что я спросил, это  -  «что с Ликой?», - в моей душе еще теплилась надежда...   

И тогда мне рассказали, что нас нашли на холме недалеко от госпиталя, я лежал там, прикрывая ее тело собой. У меня были множественные ранения, а Лика... Лика была мертва!.. Меня перенесли в госпиталь и провели несколько операций. А ее похоронили на маленьком кладбище в селе, где базировался наш батальон.

Но даже после этих слов я не верил, я не мог, не хотел в это верить. Мне все казалось, что это кошмарный сон, что это не правда, что стоит открыть глаза, как все это исчезнет, и все будет по-прежнему, как в детстве: я буду ходить в школу, мама с папой на работу... и Лика будет жива. Но пробуждение так и не приходило и сердце безудержно разрывало осознание того, что все уже кончено, что уже ничего не исправишь.

Как же это все несправедливо! Как бы я хотел поменяться с ней местами и отдать свою жизнь взамен на ее. Почему я не могу сделать так, почему? Зачем меня спасли?!.. Я не хочу, я не могу, я не буду жить без нее!

Продолжение: http://priputin.ucoz.ru/publ/1-1-0-8